Граф Николай Павлович Игнатьев

Ignatiev_02Сын Павла Николаевича Игнатьева, старший брат Алексея Павловича Игнатьева; его сын, родившийся в Константинополе, — Павел (1870—1945), впоследствии министр народного просвещения.

Учился в пажеском корпусе, в 1849 году поступил в лейб-гвардии гусарский Его Величества полк.

По окончании 7 ноября 1851 года Военной академии, получил большую серебряную медаль, что являлось редкостью.[1]

В 1854 году командирован в распоряжение командовавшего войсками в Эстляндии, генерал-адъютанта Ф. Ф. Берга, в 1855 году исправлял должность обер-квартирмейстера Балтийского корпуса.

На дипломатической службе

В феврале — марте 1856 года участвовал в составе российской делегации в Парижской мирной конференции. Первым заметным шагом Игнатьева на дипломатическом поприще было представление уполномоченным нашим на Парижской конференции записки по поводу домогательств Австрии, которая, поддерживаемая Англией, желала воспользоваться недосмотром наших дипломатов и по возможности отдалить Россию от Дуная и Прута, включив в отходящее к Молдавии пространство Болград, Комрад и как можно более болгарских колоний. Игнатьев доказывал, что граница должна быть проведена по реке Ялпужелю, а не по реке Ялпуху, и что мы можем отстоять Комрад и большую часть болгарских колоний, не отдавая этих переселенцев Турции, откуда они разновременно бежали под защиту России. Игнатьеву поручено было непосредственное участие в переговорах по начертанию новой границы России, и, благодаря его доводам, домогательства Австрии и Англии не были удовлетворены.

7 мая того же 1856 года назначен военным агентом в Лондоне, состоя вместе с тем в распоряжении посла в Париже, графа П. Д. Киселёва. В донесениях своих из Лондона военному министру, Н. О. Сухозанету, Игнатьев, предусматривая восстание сипаев в Индии, указывал на необходимость поддержать Персию в затруднительную для Англии минуту. Вследствие этих донесений Игнатьева в 1857 году предполагалось назначить его послом в Персию, но назначение это не состоялось, и Игнатьев, с целью ближе ознакомиться с Востоком, отправился путешествовать; проездом через Вену впервые вступил в сношения с деятелями славянства — Палацким, Ригером, Браунером, Добрянским и др.

Алексей Алексеевич Игнатьев, племянник Николая Павловича, упоминал в своих воспоминаниях,[1] что его дядя «при осмотре военного музея <…> нечаянно положил в карман унитарный ружейный патрон, представлявший собой в то время военную новинку. После этого, конечно, пришлось покинуть Лондон».

Миссия в Хиву и Бухару

Из Египта Николай Павлович Игнатьев вызван был для принятия начальства над военно-дипломатической миссией в Хиву и Бухару. В мае 1858 года Игнатьев, с конвоем из пятидесяти человек, выступил из Оренбурга в путь, сопряжённый с большими опасностями всякого рода по мало исследованным путям и даже вовсе неизвестной местности (река Амударья и путь из Хивы в Бухару). В июле он прибыл в Хиву и после многих пререканий заключил с ханом торговый трактат; когда же обнаружилось вероломство хана и желание задержать миссию до возвращения хивинских караванов из Оренбурга, Игнатьев решился отказаться от заключённого (но бесполезного, по его мнению) договора и выйти самовольно не по тому пути, как требовал хан (то есть обратно на Усть-Юрт), а по предначертанному заранее. После ряда столкновений с туркменами, Игнатьев через Каракуль прибыл в Бухару, где успешно заключил торговый трактат с ханом Наср-Уллою и освободил всех русских подданных, томившихся в Бухарии в неволе. В декабре 1858 года Игнатьев в сопровождении бухарских посланцев неожиданно явился в Оренбург, где его считали уже́ погибшим и даже донесли об этом в Санкт-Петербург.

Ignatiev_03Бюст Николаю Павловичу Игнатьеву в Варне

Миссия в Китай

В марте 1859 года Игнатьев (произведённый временно, на время своей миссии, в генералы) был назначен уполномоченным в Китай, с которым возникли недоразумения по поводу нежелания пекинского правительства признать Айгунский договор. После одиннадцатимесячных переговоров, первоначально о признании и ратификации Айгунского трактата, а пото́м о заключении нового более обширного договора, Игнатьев убедился, что для понуждения пекинского правительства необходима военная сила. Предложив ультиматум, Игнатьев, вопреки повелению богдыхана, потребовавшего выезда его чрез Монголию в Кяхту, пробрался через расположение всей китайской армии, сосредоточенной близ Тяньцзиня, и по реке Бэйхэ, для встречи англо-французского десанта, и вошёл в сношение с русской эскадрой, собравшейся в Тихом океане, чтобы поступить в его распоряжение. Вслед за тем Игнатьев воспользовался ходом событий, с большим искусством вмешался в переговоры между китайцами и англо-французами и создал видимость оказания услуги и тем, и другим, введя в заблуждение китайское правительство насчёт намерений англо-французских войск и своих полномочий[2]. Признательность китайского правительства за мнимое спасение столицы от европейской оккупации и ускорение удаления союзных войск выразилось в заключении и немедленной ратификации договора 2 ноября (14) 1860 года, по которому за Россией утверждён как левый берег реки Амура, так и реки Уссури со всеми приморскими гаванями до бухты Посьета и манчжурским берегом до Кореи (Приморская область), на западе значительно исправлена граница наша по озеру Нор-Зайсанг в Небесных горах, обеспечено за Россией право сухопутной торговли в китайских владениях и устройство консульств в Урге, Монголии и Кашгаре.

С 1860 года, за заключение договора с Китаем, был пожалован званием генерал-адъютанта.

Миссия в Константинополь

В июле 1861 года Игнатьев впервые является в Константинополь для поздравления султана Абдул-Азиза со вступлением на престол. В августе того же года Игнатьев назначен директором азиатского департамента Министерства иностранных дел, а в 1864 году — чрезвычайным посланником при Порте Оттоманской.

Во время восстания кандиотов 1866 года образ действий Игнатьева был чрезвычайно сдержанный; в греко-болгарской церковной распре он стал на сторону болгар — и тогда, главным образом под влиянием Игнатьева, заслужившего доверие Абдул-Азиса, состоялся фирман 1870 года (см. Греко-болгарская схизма). Благодаря сдержанному образу действий Игнатьева, влияние России на Балканском полуострове было восстановлено. Оно пошатнулось лишь вследствие вступления России в союз трёх императоров, соглашения с Австрией по поводу герцеговинского восстания 1875 года и международного дипломатического давления на Турцию, предпринятого вследствие ноты графа Андраши о необходимости реформ в Боснии и Герцеговине. Игнатьев, стремясь к независимой политике на Востоке, всеми зависавшими от него средствами противился этому соглашению, хотя решительно выступил на защиту босняков и болгар и стал в резкую оппозицию с политикой Мидхат-паши.

Защита славянских народностей создала Игнатьеву чрезвычайно громкую известность в Европе, и на него стали смотреть как на главного представителя воинствующего панславизма. Когда собралась Константинопольская конференция, Игнатьеву удалось привлечь на свою сторону английского уполномоченного лорда Солсбери и добиться единодушных со стороны европейских держав представлений Порте.

Миссия в Европу

С 18 февраля по 20 марта 1877 года Игнатьев, с целью обеспечить нейтралитет европейских держав в предстоявшей Русско-турецкой войне, посетил Берлин, Париж, Лондон и Вену, но добился лишь бессодержательного лондонского протокола 31 марта. Во всё это время подготовительных действий в Петербурге, благодаря получавшимся из константинопольского посольства сведениям о военной силе Турции, на предстоявший поход смотрели как на «военную прогулку», вследствие чего Россия начала войну с недостаточными силами. Во время военных действий 1877 года Игнатьев, назначенный членом Государственного совета, состоял в свите государя. 14 января 1878 года Игнатьев, в качестве первого уполномоченного, вновь отправился в действующую армии для ведения переговоров с турками, но явился в Адрианополь уже́ по заключении перемирия. Переговоры, начатые в Адрианополе 2 февраля, были прерваны 8 февраля и возобновлены в Сан-Стефано, где 19 февраля (3 марта) и был подписан Сан-Стефанский договор.

Отставка с дипломатической службы

В мае 1878 года Игнатьев был уволен в деревню, а его личный враг, граф Пётр Шувалов, назначен представителем России на Берлинском конгрессе; вслед за тем состоялся Берлинский трактат, которым Сан-Стефанский договор был совершенно искажён, все выгодные для России пункты его аннулированы.

Граф Игнатьев был, особенно в 1870-х годах, предметом многочисленных брошюр и памфлетов на всех европейских языках.

Губернатор и министр

Ignatiev_01Портрет работы Б. Кустодиева (1902)

6 июля 1879 года назначен временным (на период ярмарки) нижегородским генерал-губернатором.

С 1 января 1881 года присутствовал в Департаменте законов Государственного совета.

25 марта 1881 года назначен министром государственных имуществ. В письме от 30 апреля 1881 года К. П. Победоносцеву император Александр III писал: «<…> Моя мысль назначить на место Лориса — графа Игнатьева, человека, на которого я могу вполне надеяться <…>»[3] (ранее, в письме Александру III от 6 марта 1881 года Победоносцев писал о старых министрах Александра II: «<…> Я их всех вижу и знаю, каких грошей они стоят. Изо всех имён смею назвать Вам разве гр. Николая Павл. Игнатьева. Он имеет ещё здоровые инстинкты и русскую душу, и имя его пользуется доброй славой у здоровой части русского населения — между простыми людьми. Возьмите его на первый раз <…>»[4]). 4 мая 1881 года уволен с поста министра государственных имуществ и назначен на пост министра внутренних дел.

Проект закона о понижении выкупных платежей, уже внесенных графом Лорис-Меликовым на рассмотрение государственного совета, был Игнатьевым подвергнут новой переработке с участием небольшого числа сведущих людей, причём однообразная рублёвая скидка восторжествовала над принципом соразмерности выкупных платежей с доходностью земли. Равным образом еще при графе Лорис-Меликове выдвинут был на сцену вопрос о крестьянских переселениях, к обсуждению которого Игнатьев привлёк «земских сведущих людей», и признана была необходимость коренной реформы местного управления и самоуправления, для составления проекта которой была при Игнатьеве учреждена Кахановская комиссия. Инициативе самого графа Игнатьева принадлежит возбуждение питейного вопроса, разрешение которого, впрочем, не подвинулось при нём вперёд; ему же принадлежит участие в составлении положения о Крестьянском поземельном банке. Но другие части политической программы Лорис-Меликова были оставлены Игнатьевым, что выразилось в издании положения об усиленной и чрезвычайной охране 14 августа, в фактических ограничениях судебной гласности, в ряде административных мероприятий против газет и журналов (приостановка «Голоса», предостережения «Новой Газете», «Русскому Курьеру»), в приостановке начатого при графе Лорис-Меликове пересмотра законов о печати и др.

В министерство Игнатьева назначена сенаторская ревизия в прибалтийские губернии и изданы подготовленные под его руководством «Положение об усиленной и чрезвычайной охране» и «Временные правила о евреях» (3 мая 1882 года) — ввиду того, что еврейские погромы, начавшиеся в Елисаветграде 15 апреля 1881 года, охватили семь губерний и достигли небывалых прежде размеров.

Предложил императору идею созыва земского собора, о чём составил проект (Б.Б. Глинский писал, что проект был составлен славянофилом Голохвастовым при содействии И.С. Аксакова[5]) Высочайшего манифеста (помечен 6 мая 1882 года), предлагавший созыв собора одновременно с коронацией императора в Москве[6]; проект в мае 1882 года был отвергнут Александром[7], который писал 15 мая того же года Победоносцеву: «Обращаюсь снова к Вам, любезный Константин Петрович, за советом. Я всё более убеждаюсь, что гр. Игнатьев совершенно сбился с пути и не знает, как итти и куда итти; так продолжаться не может. Оставаться ему министром трудно и нежелательно. <…>» [8]. Вернувшись из Гатчинского дворца в Петербург, Игнатьев получил собственноручную записку императора: «Взвесив нашу утреннюю беседу, я пришёл к убеждению, что вместе мы служить России не можем. Александр».[1] Разочаровался в своём протеже и влиятельный обер-прокурор Победоносцев; в письме последнему от 6 июня 1882 года московский городской голова Б.Н. Чичерин писал: «<…> Слава Богу, что Вы отреклись от Игнатьева. Я не понимал только, зачем Вы ему когда-нибудь верили. Меня эта развязвка нисколько не удивила, ибо она совершенно в характере лица. Сочинить земский собор путём интриги и в виде комедии, подобно тому, как выкидывают фокусы, это просто прелестно! <…>»[9]. Сам Победоносцев писал императору в письме от 11 марта 1883 года: «<…> Кровь стынет в жилах у русского человека при одной мысли о том, что произошло бы от осуществления проекта графа Лорис-Меликова и друзей его. Последующая фантазия гр. Игнатьева была ещё нелепее, хотя под прикрытием благовидной формы земского собора. Что сталось бы, какая вышла бы смута, когда бы собрались в Москве для обсуждения неведомого чего расписанные им представители народов и инородцев империи, объемлющей вселенную <…>»[10].

Отставка и смерть

30 мая 1882 года был уволен с поста министра внутренних дел; вышел в отпуск.

С 1884 года Игнатьев состоял президентом общества для содействия русской промышленности и торговли, с 1888 года — президентом славянского благотворительного общества.

Закончил он жизнь полунищим, разорившись на своих финансовых авантюрах. Владея сорока именьями, разбросанными по всей России, заложенными и перезаложенными, он в то же время был единственным членом Государственного совета, на жалованье которого наложили арест.[11]

Скончался 20 июня 1908 года в своём имении Круподеринцы Киевской губернии (в настоящее время территория Винницкой области). Отпевание совершено 23 июня епископом Иннокентием (Ястребовым); погребён там же[12].

Оценка современников-дипломатов. Самооценка

Русский дипломат Ю. С. Карцов в очерке, основанном на материалах своего дяди Андрея Карцова (1835—1907), писал о Игнатьеве[13]: «В продолжении целых 12-ти лет (1864—1876 гг.) делами посольства нашего в Константинополе заведовал генерал Николай Павлович Игнатьев. Турецким Востоком канцлер А. М. Горчаков интересовался мало; поэтому, в действиях своих Н. П. Игнатьев был почти полным хозяином. <…> В Константинополе, где каждый человек на счету, он скоро приобрёл преобладающее значение. Его называли le vice-Sultan; да он и был им на самом деле: турецкие министры его боялись и были у него в руках. Главною и неизменною целью игнатьевской политики было разрушение Турецкой империи и замена её христианскими, предпочтительно славянскими народностями. <…> Умозрительным политиком Н. П. Игнатьев не был: с принципами и отвлечённостями он обращался довольно бесцеремонно. Политическому миросозерцанию его недоставало глубины исторического чернозёма. Однажды, по поводу болгарских церковных дел, советник А. И. Нелидов заметил, что православие Россия восприняла от Византии. „Совсем не от Византии, — возразил Н. П. Игнатьев, — а от славянских первоучителей Кирилла и Мефодия.“ В Константинополе Н. П. Игнатьев был в упоении собственного политического значения. События его окружали таким ореолом, что он становился как бы вождём всего славянства.»

В письме обер-прокурору К.П. Победоносцеву в конце 1881 года Игнатьев, в частности, писал: «<…> В 1871 г., для предупреждения раскола болгарской церкви, я сам затеял вселенский собор, подбив на это предложение покойного патриарха Григория <…>»[14] (в действительности, первое предложение, содержавшееся в послании Патриарха Григория, было направлено предстоятелям иных поместных церквей в декабре 1868 года[15]).

После разрыва дипломатических сношений России с Болгарским княжеством в конце 1886 года, в печати появились материалы, обвиняющие в неудачах русской дипломатии на Балканах Игнатьева; критическая статья в журнале «Гражданинъ» князя В.П. Мещерского в начале мая 1888 года о Сан-Стефанском договоре вызвала негодование Игнатьева (в особенности ввиду того, что она была предварительно представлена редактором министру иностранных дел Н.К. Гирсу). В своих письмах Гирсу, а также Победоносцеву, в связи со статьёй в «Гражданине», Игнатьев категорически отвергал обвинения в свой адрес со стороны «желающих обратить меня в „козла отпущения“ всех многочисленных грехов наших дипломатов-космополитов и доказать, что не Берлинский договор и последующие промахи наших представителей виной тому, что существуют болгарские затруднения и что Австро-Венгрия, поддержанная Германией, вытеснила нас с Балканского полуострова, а С.-Стефанский договор и я, которого напрасно считали русским патриотом, так как я своевольно обращался с болгарами.»[16].

Память

В благодарность за большую общественную поддержку национальных вожделений болгар, угнетённых Османской империей, и за организацию гуманитарной помощи для них в Русско-турецкой войне (1877—1878), признательная Болгария назвала в честь графа Игнатьева село Граф-Игнатиево в Пловдивской области и село Игнатиево во Варненской области, а также пик Игнатьева на Антарктиде[17] Ныне имя «Граф Игнатиев» (так пишется его имя на болгарском языке) носят улицы, площади и учреждения во всей стране.

Примечания

  1. ↑ Пятьдесят лет в строю. — М.: Воениздат, 1986. — 752 с. — ISBN 5-203-00055-7
  2. ↑ Peter Hopkirk. The Great Game. New York, 1992, стр. 299—300.
  3. ↑ «К.П. Победоносцев и его корреспонденты: Письма и записки» / С предисловием Покровского М.Н., Т. 1, М.-Пг., 1923, полутом 1-й, стр. 63.
  4. ↑ Письма Победоносцева к Александру III. М., 1925, Т. I, стр. 316—317.
  5. ↑ Глинскій Б.Б. Константинъ Петровичъ Побѣдоносцевъ. (Матеріалы для біографіи) // «Историческій Вѣстникъ», апрель 1907, стр. 272.
  6. ↑ «К.П. Победоносцев и его корреспонденты: Письма и записки» / С предисловием Покровского М.Н., Т. 1, М.-Пг., 1923, полутом 1-й, стр. 261—263. Проект предлагал «предстоящее торжество священного венчания и миропомазания Нашего на Царство совершить пред собором высших иерархов церкви православной, высших чинов правительства, высших избранников дворянства и городов и нарочито выборных от земли» (Ibid., стр. 261.)
  7. ↑ «К.П. Победоносцев и его корреспонденты: Письма и записки» / С предисловием Покровского М.Н., Т. 1, М.-Пг., 1923, полутом 1-й, стр. 247 (резолюция Александра на докладе Победоносцева от 13 мая 1882 года).
  8. ↑ «К.П. Победоносцев и его корреспонденты: Письма и записки» / С предисловием Покровского М.Н., Т. 1, М.-Пг., 1923, полутом 1-й, стр. 191.
  9. ↑ «К.П. Победоносцев и его корреспонденты: Письма и записки» / С предисловием Покровского М.Н., Т. 1, М.-Пг., 1923, полутом 1-й, стр. 280.
  10. ↑ Письма Победоносцева к Александру III. М., 1926, Т. II, стр. 12.
  11. ↑ Алексей Алексеевич Игнатьев, племянник Николая Павловича, изложил это сведение по рассказам отца своего, Алексея Павловича Игнатьева, приходившегося Николаю Павловичу братом.
  12. ↑ «Правительственный Вѣстникъ». 25 июня (8 июля) 1908, № 138, стр. 2.
  13. ↑ Карцов Ю. С. За кулисами дипломатии. Петроград, 1915, стр. 10—11.
  14. ↑ «К.П. Победоносцев и его корреспонденты: Письма и записки» / С предисловием Покровского М.Н., Т. 1, М.-Пг., 1923, полутом 1-й, стр. 95.
  15. ↑ Текст русского перевода: «Христіанское Чтеніе». 1871, I, стр. 415—445.
  16. ↑ «К.П. Победоносцев и его корреспонденты: Письма и записки» / С предисловием Покровского М.Н., Т. 1, М.-Пг., 1923, полутом 2-й, стр. 852—853.
  17. Mount Ignatiev. SCAR Composite Antarctic Gazetteer.

Литература

  1. Графъ Н.П. Игнатьевъ. // «Правительственный Вѣстникъ». 22 июня (5 июля) 1908, № 136, стр. 5 (некролог).
  2. Д.Н. Шилов. Государственные деятели Российской империи. СПб., 2002, стр. 289—293.
  3. А. Дмитриевский. Граф Н. П. Игнатьев, как церковно-политический деятель на православном Востоке. Спб. 1909.
  4. В. М. Хевролина. Николай Павлович Игнатьев. — Серия: Биография. — Квадрига, М.: 2009—392 с.
  5. Граф Н. П. Игнатиев. Дипломатически записки (1864-1874). Донесения (1865-1876). Т. І: Записки (1864-1871). — София: Държавна агенция «Архиви», 2008, 494 с.
  6. Граф Н.П. Игнатиев. Дипломатически записки (1864-1974). Записки (1864-1871) и Донесения (1865-1876). Т. ІІ. — София: Държавна агенция «Архиви», 2009, 1099 с.

http://www.thevampdiaries.ru/bud66ho-saibam/%D0%98%D0%B3%D0%BD%D0%B0%D1%82%D1%8C%D0%B5%D0%B2,_%D0%9D%D0%B8%D0%BA%D0%BE%D0%BB%D0%B0%D0%B9_%D0%9F%D0%B0%D0%B2%D0%BB%D0%BE%D0%B2%D0%B8%D1%87